Успенский П. Д. ПИСЬМА ИЗ РОССИИ 1919-ГО ГОДА. Письмо 3  

Home Библиотека online Успенский П. Д. Письма из России 1919-го года Успенский П. Д. ПИСЬМА ИЗ РОССИИ 1919-ГО ГОДА. Письмо 3

Успенский П. Д. ПИСЬМА ИЗ РОССИИ 1919-ГО ГОДА. Письмо 3

Рейтинг пользователей: / 1
ХудшийЛучший 
ПИСЬМО III

 

Екатеринодар, 25-го сентября 1919-го года.


Тем временем, состояние России, даже в  местностях, давно освобожденных
от  большевиков,  остается  тяжелым, и,  странно сказать, становится хуже по
сравнению  с  тем,  каким  оно  было сразу после  изгнания большевиков. Цены
возрастают неимоверно. В  среднем они в сто, часто в двести, триста или даже
больше  раз  тех,  что были  прежде. Чтобы дать вам  лучшее  представление о
нынешнем  положении, я  приведу цены в  фунтах по  довоенному курсу. Обычная
письменная бумага стоит 3 фунта 10 шиллингов за двадцать семь листов; газета
небольшого  формата продается за 6  шиллингов. Книг  купить  нельзя.  Старые
учебники в  буквальном смысле ценятся  на вес золота.  Стальное перо стоит 2
или 3 шиллинга, чай  -  16 или 20, а кофе  -  6 фунтов  стерлингов за фунт.  В
Екатеринодаре,  который сейчас считается самым  дешевым городом России, хлеб
стоит 5 или 6 шиллингов за фунт. В других местах,  например, в Новороссийске
или в районе Терека, он стоит до 10 или 12 шиллингов.
Как люди ухитряются жить при таких  ценах, для меня загадка.  Заработки
рабочих или мелких чиновников возросли не так, как цены, но по  крайней мере
в некоторой  пропорции к ним. Но жалованье людей, занятых умственным трудом,
часто меньше по сравнению с тем, что  было до Революции, в некоторых случаях
просто исчезли по причине безработицы. И,  Бог знает  почему, считается, что
«работник умственного  труда»  не  имеет права  протестовать  или  требовать
какого-либо улучшения своего положения.
Я провел зиму в маленьком городе в районе Терека. Там учителя публичных
школ (гимназий) не получали свои оклады, то есть они получали их неполными и
не вовремя. С какой-то стороны, однако,  это считается  совершенно  нормальным, и никто не обращает  на это
внимания.
Правительство  делает   что-то   для   военных   и   своих  собственных
непосредственных  работников.  Но  люди,  не  занятые ни  в  войсках,  ни  в
какой-либо  правительственной  работе,  предоставлены  сами  себе,  лишенные
всяческой поддержки и  элементарных  правил.  Это  звучит как  шутка, но это
правда; если вы не на военной службе, вы  не сможете купить  билет на поезд,
пока не дадите огромную взятку. Многие города закрыты для вас, и точно такое
же положение, если вы хотите снять комнату или квартиру.
 «Право  жить»,  то  есть  письменное  удостоверение,   разрешающее  вам проживать по  какому-либо  определенному  адресу   -   мера, применявшаяся к вреям  -  сейчас правило для каждого. Я не знаю, кого мы должны благодарить
за такое блестящее решение проблемы, но факт остается фактом.
Вообще говоря, России,  которая  существовала  прежде, уже давно, очень
давно не  существует. Осталась только ставящая в тупик голодная  страна, где
людей  выбрасывают  из  пассажирских вагонов;  где исчезло  всякое понимание
культурных  ценностей;  где  какая бы  то  ни  было  интеллектуальная  жизнь
остановилась  уже давно; где, в  то  же самое время,  количество  людей  под
чьим-то  начальством  продолжает  увеличиваться.  И  единственная  цель  тех
субъектов, которые командуют  -  это  улучшить свое собственное положение  за
счет тех, кто лишен всяческих прав.
Большевизм  -  это ядовитое растение;  даже растоптанное или вырванное с
корнем,  оно  отравляет почву, на которой росло,  и  каждого,  кто  до  него
дотрагивается.  Возможно, что те, кто борются с ним, отравлены сами сильнее,
чем кто-либо другой.
Если  бы  вы  поговорили  с  простым русским  крестьянином  о  сущности
большевизма, то,  вероятно, такой,  простой  и чистосердечный, ответ  вы  бы
услышали: «Все для вас и тех, кто рядом с вами, и ничего для других».
Однако вернемся к большевизму как причине  всего, что сейчас происходит
в России.
Большевизм начался с громких  и неистовых декламации. Прокладывать себе
путь он  решил  целым арсеналом радикальных социалистических  и политических
доктрин. Он  обещал дать людям все, о чем они мечтали,  все, о чем они могли
бы  мечтать.  И  ни  на  секунду он  не  задумался  о  том, может  это  быть
выполненным или нет.
Эти безграничные обещания создают характерную черту того, что я называю
«первой стадией» большевизма.
Голодные,  потерявшие  терпение,  оскорбленные,  едва   ли  рационально
мыслящие  люди  начинают  верить.  Они  всегда верят,  когда  им  что-нибудь
обещают.
Русские большевики обещали мир. Это была их козырная карта;
их борьба против трагикомического правительства Керенского в 1917.
Личный состав сторонников большевизма также особенная вещь. Он состоит,
большей частью,  из  неврастеников. Небольшая заметка, которую я прочитал  в
одной из английских газет, сказала мне многое.  Литература  большевиков была
привезена в Англию м-ром  Панкхерстом. Есть  имена,  которые  всегда  значат
многое.
Первая фаза большевиков состоит  из слов; прежде всего  обещания, затем
призывы к мщению, ложь и снова обещания и обещания.
Люди  с  невысокой  культурой, выброшенные из привычного им хода жизни,
легко подвержены влиянию  подобных фейерверков слов. Они верят и следуют  за
безумцами и негодяями, которые ведут их к пропасти.
Изменение, которое  произошло в значении слова «большевик», тоже  очень
специфично. Само это слово звучит в  русском очень неуклюже и чуждо. Это  не
очень точное  и грамматически  правильный перевод  слова  «максималист».  Но
русские люди придают ему свое их собственное  значение. Я сам два года назад
случайно  слышал  разговор  двух  солдат.  Один  из них,  кто,  судя по  его
наружности, был очень «передовых идей» (их называли товарищами  дезертирами)
давал  урок другому, наивному  деревенскому  мальчику. «Нас очень  много, ты
понимаешь?»,  -  говорил он,  -  «и поэтому мы называемся большевиками».
Для   него,   по-видимому,   слово   «большевик»  соответствует   слову
«большинство»,  и  это значение все  еще очень  широко  распространено среди
людей.
Я  слышал этот  разговор во время  одного  из своих путешествий,  что я
предпринял летом 1917-го. Некоторое время я ехал по России  от Петрограда до
Закавказья  и обратно.  В первое  же  из  них  я  столкнулся с новой  «фазой
большевизма»,  уже  повернувшего  от  слов к делам и использующего для своих
целей различных людей и различные доводы.
Это заняло у  нас пять дней, проехать от Петрограда до  Тифлиса, где мы
появились в  полночь.  Вокзал  был  набит солдатами   -   это была Кавказская
армия, покидающая фронт и расходящаяся  под влиянием пропаганды большевиков.
Нам сказали, что ночью гулять по городу  не безопасно, и мы должны подождать
утра.  Я  едва спал  в течение всего путешествия, и теперь дремал в  кресле.
Неожиданно с платформы послышалось несколько  выстрелов, а сразу же вслед за
ними ужасающие вопли и крики. Общество было,  конечно, охвачено паникой; все
повскакивали со своих мест, со  страхом ожидая того, что  произойдет дальше.
Очень скоро, однако, ворвались солдаты с криками:  «Товарищи, не волнуйтесь.
Мы всего лишь застрелили вора».
Оказалось, что они схватили человека, который украл из чьего-то кармана
три рубля, и за это его на месте  же расстреляли. Над телом убитого человека
началась  дискуссия,  правильно  ли  это  было  или нет.  Собрание настолько
разволновалось,  что дело  дошло до  рукопашной. Шум был  ужасный; несколько
пассажиров вышли посмотреть на тело покойного, лежащее на платформе.
Часом позже выстрелов и криков стало больше  -  еще один  вор был пойман
и  расстрелян. К  рассвету был застрелен  третий вор, но  оказалось,  что он
вовсе был не  вором, а милиционером, то есть полицейским. Все  это произошло
на  платформе,  отделенной  от  нас  лишь  одной  стеклянной  дверью.  Общее
беспокойство была  настолько большим,  что никто  не мог ничего  понять.  На
платформе лежали три запачканных кровью тела.
Конечно, это было только  начало. Солдаты  пока еще  были дружелюбны по
отношению к публике; у  каждого были еще хлеб  и  обувь.  Но было совершенно
ясно,  что  как  только хлеба и  обуви больше не останется,  те, у кого есть
оружие, отберут хлеб и обувь у тех, которые его не имеют.
В  то  время  как  происходил  процесс «углубления»  революции,  лидеры
большевизма  пробирались  к  власти.   Наконец,  благодаря  убийствам,  лжи,
неосуществимым  обещаниям  и  использованию  всех   криминальных  элементов,
имевшихся в  России, они преуспели в достижении своей цели.  Но  теперь  они
оказались в действительно трагическом положении.  Мне бы хотелось, чтобы это
было  ясно понято  -  как трагично было  их положение.  Большевики  не  имели
конструктивной  программы,  и, фактически,  они  не  могли  ее иметь. Каждый
понимал,  что  ни  одно из их обещаний  не может бьггь выполнено. Они только
должны  спокойно  сидеть  и не  шевелиться.  Любое их  движение  приводило к
ухудшению. Было достаточно «национализировать» продукты, чтобы они исчезли с
рынка.
«Национализированные»  заводы и  фабрики были заняты  заседаниями  и не
работали.  Жизнь  сама учила  большевиков, что они только должны  продолжать
революционную  политику  Керенского,  то  есть  печатать  бумажные деньги  и
произносить  речи. Если им  это не нравилось, то  все, что оставалось  -  это
лететь  в  Швейцарию,  подготавливать  заговоры  и начать  терроризм  против
большевиков в России. Я думаю,  что они сами осознали тогда,  что неспособны
ничего сделать; им было  отказано  во всякой возможности любой созидательной
работы   -  исключительно  их работа  была причиной  разорения.  На некоторое
время они были спасены борьбой, что началась против них.
Но разрушение было в  то время  уже совершившимся фактом. Русской жизни
больше не существовало. Все, что случилось с  тех пор,  было ближе к смерти,
нежели жизни. Фактически жизнь
России была остановлена в первую минуту революции. Эта  минута означала
уничтожение  какой бы то ни было возможности культурной работы. К несчастью,
немногие поняли это.
Следующее   -  мое  личное мнение: народ, простой  обыватель имеет более
глубокую проницательность в отношении революции и  понимает события  намного
лучше, чем представители  прессы, литературно образованные люди и, особенно,
политики.  Те  потеряли всю  способность  размышлять и были унесены ураганом
событий. К несчастью, их мнение оценивалось как мнение русских, и, что хуже,
они ошиблись в своих взглядах на волю народа.
В  то время  считалось обязательным изображать радость  по отношению  к
революции.  Все, кто  не  чувствовал этого,  должны  были  молчать.  Многие,
конечно,  понимали, что радоваться нечему, но  они  были разрозненны, и даже
если  бы  они говорили,  их  голоса  не  были бы услышаны во  всеобщем  хоре
восхищения.
Я хорошо помню один вечер  лета 1917-го, в Петрограде. Я допоздна сидел
в гостях  у генерала А.,  чья жена  была известной  артисткой,  и теперь уже
ночью  возвращался домой с М., редактором  крупного артистического  журнала.
Нам  пришлось  идти  через весь  город. Наш  хозяин находился прямо в центре
политической  жизни, но  он достаточно ясно понимал  безнадежность всяческих
усилий,  и политиков в  его доме воспринимали  как нечто, портящее  веселье.
Только когда мы вышли на улицу, темой нашего разговора стала политика.
- Знаете,  -  сказал М.,  -  есть  идиоты даже  среди культурных  людей, которые чувствуют себя счастливыми во время  революции, кто  верит, что  это будет  освобождение  от чего-то.  Они  не понимают, что  если  она  означает
освобождение,   то  это   освобождение  от  еды,  питья,  работы,   гулянья,
использования трамваев, чтения книг, покупки газет и так далее.

- Точно,   -   ответил  я.  -   Люди  не понимают,  что если  что-то  и существует, то только  благодаря  инерции. Первоначальный толчок из прошлого все еще работает, но его  нельзя обновить! В этом и  состоит весь ужас. Рано
или поздно его энергия будет исчерпана, и все остановиться  одно за  другим.
Трамваи,  железные дороги, почта  -   все это работает благодаря только одной
инерции.  Но  инерция  не может длиться вечно.  Вы  поймете, что факт  нашей
прогулки  здесь и  того,  что  на нас  никто не  нападает,  ненормален.  Это
возможно только из-за инерции. Человек, который очень скоро будет грабить  и
убивать на этом же самом месте, пока не осознал, что он может делать это уже
сейчас, не боясь наказания. Через несколько месяцев здесь  уже нельзя  будет
гулять ночью, а еще немного позже будет небезопасно делать это и днем.

- Несомненно,  -  добавил М.,  -  но никто не видит этого. Все ожидают, что произойдет что-то хорошее, хотя ничто прежде не было таким
плохим, и нет никаких причин ожидать чего-то хорошего

После того  вечера  я никогда больше его не видел и не знаю, что с  ним
случилось. Также не знаю, живы ли  еще  генерал А. и его жена, но я часто за
эти два  года вспоминал  эту беседу. К несчастью, все настолько  подтвердило
правильность наших умозаключений.
Следующая «фаза большевизма» оказалась в трогательной общности с другой
характерной особенностью жизни военной России, и очень скоро это особенность
стала доминирующей  чертой большевизма. Подлинной причиной разорения России,
которое привело к революции, был грабеж  -   то есть то, что вы, как вежливые
и культурные люди, называете наживой.
Мародерство началось в первый месяц войны и проникало постепенно дальше
и глубже, высасывая жизненный дух. Не было принято никаких мер в России, оно
росло быстро и безмерно  и  поглотило всю Россию. Большевизм, как я  обратил
внимание,  сравнивался с  грабежом.  Массы  хотели  получить  свою  долю  во
всеобщем  расхищении  России.  Большевизм  разрешил  грабеж  и  дал ему  имя
социализма.
Я помню комический  случай  в  Петрограде  тем  же летом  1917-го. Была
забастовка  служащих  промышленных  и  галантерейных  магазинов.  «Множество
служащих, мужчин и  женщин, шло  процессией по Невскому проспекту от  одного
магазина к другому, требуя их закрытия. Я был на Невском со своим другом. Он
заинтересовался,  в чем дело, и спросил молодого человека,  очевидно,  очень
гордого своей новой ролью «бастующего», о причинах и целях забастовки.

- Они,   -  ответил тот,  -  наживаются с начала войны. Мы очень хорошо знаем, сколько было заплачено за различные изделия и по какой цене они затем ыли проданы. Вы представить себе не можете, какую выгоду они извлекли.

- Хорошо,   -  спросил  мой друг в шутку,  -   вы, несомненно,  требуете теперь снижения цен и возвращения нечестно полученных денег?

- Не-ет,   -  ответил  молодой  человек, очевидно, смущенный,  -   наши требования сделаны в соответствии с программой.

- Какой программой?

-Я не знаю. На  самом  деле, Партия  сообщила нам,  что все заработки олжны были быть подняты на 100 процентов (или 60  -   я не  помню), но «они» е сделали это. «Они» согласились сделать с января; они хотят спасти деньги,
нажитые за последние два года. Но мы не оставим их.

Вопрос был  совершенно простым. Молодые  мужчины и  девушки подряд  три
года  должны  были быть  свидетелями  грабежа  при дневном  свете  и  теперь
требовали своей доли в это грабеже. Их вела партия. Какая  партия,  я  даже  не знаю, но точно не большевиков.  Те были
заняты  другими  вопросами.  Хотя  в  то  время  все   партии  работали  для
большевиков.

 




Популярное