АТТАР

Аттар Фаридуддин (ум. 1230), персидский поэт. Полное имя – Абу Хамид Мухаммад ибн Ибрахим; прозвище Аттар (Аптекарь) восходит к профессии отца, которую он унаследовал. Аттар родился в Нишапуре во второй половине 12 в. Совершил паломничество в Мекку, путешествовал по Сирии и Египту. Автор Жизнеописания святых (Тазки-рат-уль-аулия). Аттар известен своими поэтическими произведениями, особенно аллегорической поэмой Беседа птиц (Мантик-ат-тайр), в которой рассказывается о странствии искателей-птиц в поисках своего царя Симурга. О высшей цели мистического опыта – растворении личности в Боге – Аттар повествует красочным и образным языком.

Словно дождевое облако над океаном, отправляйся в путь,
Ибо без путешествия ты никогда не станешь мужчиной! (2, 707)

Так говорит Аттар, которого многие исследователи считают величайшим мастером маснави во всей истории персидской мистической поэзии.

Сана'и был духом, а Аттар – его очами,
Мы же пришли после Сана'и и Аттара, -

говорит Джалалуддин Руми, желая подчеркнуть, сколь многим он обязан двум великим наставникам. В своих произведениях он очень близко следовал образцам, заданным этими мистиками восточного Ирана, его собственного родного края.

Если Сана'и отличался трезвостью ума и заключал свои мысли в короткие, острые, порой резкие аллегории, то Аттар, писавший веком позднее, был прирожденным рассказчиком. Можно представить себе, как Аттар сидит в своей аптечной лавке (его прозвище «Аттар» означает «продавец благовоний»), беседует с людьми, лечит их, размышляет на мистические темы, а затем заносит итоги этих размышлений на бумагу в своем неподражаемом стиле, красивым и ясным языком.

Фаридуддин родился в Нишапуре, там же он и умер, скорее всего в 1220 г., в весьма преклонном возрасте. Поздняя мистическая традиция включает Аттара в список мучеников любви, ставших жертвами ортодоксов или, как в его случае, неверных за чрезмерную любовь к Богу. На самом деле точно неизвестно, был ли он действительно убит вторгшимися в Иран монголами, но сам факт существования этой истории свидетельствует о том высоком ранге, которого он удостоился в духовной традиции Ирана.

Аттар демонстрирует свой необыкновенный талант рассказчика как в лирике, так и в многочисленных эпических произведениях; этот талант проявляется также в его собрании биографий святых – Тазкират ал-аулийа. Агиография была для него лишним способом рассказывать истории о почитаемых им учителях; его повествовательный и даже драматический талант прекрасно представлен в Тазкират. Однако, если нас интересуют фактические детали, эту книгу следует сопоставлять с другими, более приземленными источниками. Многие анекдоты из Тазкират ал-аулийа были включены в поэтические произведения Аттара. Вообще все его книги – сокровищницы анекдотов и живых зарисовок.

Одним из примечательных аспектов его эпических произведений является суровая критика мирских правителей. Старинный суфийский идеал бедности в его произведениях обретает практический смысл – разве дервиш не богаче и не выше царя? Царь повсюду домогается денег; дервиш же не просит ни у кого. Часто социальная критика вкладывается в уста лунатика – у Аттара можно встретить целую группу этих умственно неполноценных людей, которые борются и с Богом, и с земными властителями. Старая женщина – другой персонаж, с помощью которого правитель-тиран призывается к ответу. Истории о справедливом правлении иногда напоминают подобные анекдоты, встречающиеся в «зерцалах царевичей» – литературном жанре, который снискал большую популярность в Иране конца XI в. Аттар не только рассказывает истории, он часто сам их интерпретирует, не оставляя этой работы на долю читателя.

Хельмут Риттер, посвятивший свою блестящую книгу «Океан души» мистицизму Аттара и его поэтическому мастерству, выделяет в жизни поэта три периода. В первый период Аттар проявил себя как рассказчик; именно тогда он, должно быть, создал свои шедевры – Мантик ат-тайр, «Беседу птиц», Илахинаме, «Историю царя и его шестерых сыновей», и Мусибатнаме, «Книгу печали». Во второй период внешняя форма отходит на задний план, и цепи анафор становятся все более длинными: Аттар часто впадает в экстаз и пытается выразить Божественные тайны посредством длинных цепочек повторяющихся восклицаний или других слов; опьянение уводит его от логического построения повествования. Для этого периода весьма знаменателен факт, что герой Уштурнаме – кукольник, вокруг которого концентрируется действие поэмы, – кончает жизнь самоубийством в мистическом экстазе. Раньше бытовало мнение, что в третий период жизни Аттар стал ревностным шиитом. Риттер доказал, что эта точка зрения ошибочна: произведения, которые отмечены сильным шиитским влиянием и до сих пор считались принадлежавшими Аттару, теперь приписываются другому поэту с тем же именем.

Поэмы Аттара, особенно Мантик ат-тайр, стали нормативными произведениями суфийской литературы, из которых черпали вдохновение целые поколения мистиков и поэтов. Его влияние на мистическую литературу еще в полной мере не изучено. Но достаточно упомянуть его сюжет о шейхе Сан'ане, который влюбился в девушку-христианку и «сменил четки на пояс неверного» (17,77 слл.). Эта история проникла даже в кашмирскую и малайскую литературы.

Ираки писал:

На этом Пути из-за любви к одной газели
Святейший человек не постеснялся уподобиться свинье.

Имя Сан'ана встречается в народной турецкой мистической поэзии, равно как и в синдских суфийских песнях. Он стал одним из самых известных символов самоотдачи истинно любящего, которая не признает ни религиозных традиций, ни заботы о своей репутации, добром имени или славе.

Один из наиболее впечатляющих аспектов мистицизма Аттара, как, впрочем, и старшего его современника Рузбихана Бакли, – особое отношение к Халладжу. Духовный Халладж благословил его вступление на мистический Путь. Созданная Аттаром биография этого мистика-мученика относится к числу наиболее волнующих разделов Тазкират ал-аулийа; она повлияла на восприятие образа Халладжа всеми последующими поколениями. Именно у Халладжа Аттар научился мистицизму страдания, а в постоянной боли стал видеть средство исцеления:

Боль любви стала лекарством для каждого сердца,
Ни с одним затруднением не справиться без помощи любви (27, 346).

Более чем всякий другой мистический поэт Ирана Аттар может быть назван «голосом страдания» (17, 287), тоски и поисков. Посредством разнообразных аллегорий его произведения описывают непрерывное движение души к своему истоку и цели. Мусибатнаме – это история суфийских поисков Абсолюта: в ней объективируется опыт сорокадневного затворничества, когда мистик совершает странствие сквозь мир сотворенного бытия, начиная от Божественного духа и до самой нижайшей твари. Путник вслушивается в лисан ал-хал, «язык состояния» земли и ветра, огня и моря; он слышит бесконечные жалобы всех созданий, которые страстно желают возвращения к родному дому. Мистик рассказывает о своих беседах с сорока сотворенными существами пиру, который дает им толкование. В конце концов ищущий, ведомый самим пророком Мухаммадом, находит путь к океану собственной души, где завершаются все поиски. Но даже союз с океаном души не есть конец пути, ибо, когда душа заканчивает свой путь к Богу, начинается ее путешествие в Боге (состояние, которое мистики называют бака, пребывание в Боге). Душе предстоит пройти сквозь новые бездны непостижимого Божественного бытия, описать которые человеческий язык бессилен.

Подобно Руми и Сана'и, Аттар знал, что такое постоянное движение свойственно не только человеческой душе, но всему сотворенному миру (27, 63). Прежде чем появится один прекрасный цветок или Совершенный Человек, должны пройти бесконечные периоды развития – периоды, отмеченные смертями и уничтожением сотен тысяч низших существований. В свою очередь эти существования могут однажды достичь состояния, с которого начнется их восхождение (ср.: 17, 234). Ибо:

Путешествие каждого человека направлено к его совершенству;
Близость каждого к Богу соответствует его «состоянию» (17, 232).

Неуспокоенность мироздания – тема, часто звучавшая в поздней персидской поэзии; среди позднесредневековых поэтов ей отдал дань Бедиль, индийский поэт-мистик (ум. 1721); в наше время таким поэтом был Мухаммад Икбал, никогда не устававший описывать долгий путь развития от капли к океану, от спермы к человеку и, в конечном счете, к Совершенному Человеку – венцу и вершине творения.

Мотив подобного путешествия нашел свое воплощение в знаменитой эпической поэме Аттара «Беседа птиц» (название ее содержит аллюзию на коранический образ Соломона – идеал мистического наставника, который был способен беседовать с птицей души на тайном языке). Это эпическое произведение представляет собой наиболее совершенную поэтическую интродукцию к мистическому Пути, пролегающему через семь долин; оно знакомит со всеми трудностями, какие душа встречает по дороге. Уравнение «птица = душа» известно всему свету: оно обнаруживается во множестве примитивных религий, а кое-где дожило и до наших дней. Так, в Турции до сих пор можно услышать выражение джан кушу учту, «птица его души улетела», означающее, что кто-то умер. Персидская поэзия переполнена подобными образами. Они встречаются у Авиценны, а Газали написал Рисалат ат-тайр, «Трактат о птицах», по содержанию сходный с поэмой Аттара. Как бы там ни было, Аттар придумал для своей истории замечательный мистический конец: тридцать птиц, которые предприняли утомительное путешествие в поисках Симурга, царя птиц, в конце концов понимают, что именно сами они – си мург, «тридцать птиц», – суть Симург. Это один из самых оригинальных каламбуров в персидской литературе, превосходно выражающий тождество души с Божественной сущностью.

После Аттаровой Мантик ат-тайр, ставшей одной из любимых книг в персидской литературе, «птичья» образность разрабатывалась все далее и далее. Всякий, кто знаком с персидской поэзией хотя бы по переводам, знает о соловье, который тоскует о розе. На мистическом языке это душа, тоскующая о вечной красоте, как объяснил Рузбихан. Соловей неустанно восхваляет розу, повествует о своем томлении, распевает стихи из Корана розы (т. е. ее лепестков), без единой жалобы переносит страдания от уколов шипов. Икбал истолковывал песнь соловья в контексте своей философии неосуществленного единения и желания – только желание дает птице-душе способность петь, вдохновляя ее на создание прекрасных мелодий. Страстное желание – высшее состояние, которого может достичь душа, ибо оно выливается в творчество, тогда как достижение единения влечет за собою покой и самоуничтожение.

Одна из птиц, описанных в Мантик ат-тайр, – сокол, белая царская птица, которая стремится вернуться на руку своего хозяина. Сокол, или белый ястреб, прекрасно описанный у Аттара в Уштурнаме, стал одним из любимых символов Руми. Руми часто говорит о душе как о соколе, изгнанном в ссылку к воронам, или как о соловье, окруженном воронами, или как о газели в ослином стойле (14, 5:833- 838). И подобно тому как Аттар создал каламбур из имени Симурга, Руми употребляет каламбур, основанный на слове «сокол», баз, – птица получила это имя, потому что всегда стремится «вернуться», баз, на грудь своего султана. Как трогательна его образность, когда он описывает гордую птицу, возвращающуюся на звук соколиного барабана из своего земного изгнания! Сокол садится на плечо хозяина, трется головкой о его грудь – так потерянная и смущенная душа однажды вернется с миром к своему Господу (8, 1353). В волшебном космосе Аттара и его последователей на мистическом Пути каждая птица, каждый зверь имеет свое собственное место. Так, Сана'и создал литанию птиц. Голубь, например, постоянно повторяет ку ку, ибо спрашивает о дороге к своей возлюбленной: ку ку означает «где, где?». А аист, лак-лак, получил свое имя, ибо все время благочестиво свидетельствует: ал-мулк лак, ал-амр лак, ал-хамд лак, «Твое это царство, Твой порядок, Тебе хвала». Утка символизирует человеческое существо, которое наполовину привязано к земле, а наполовину живет к океане Бога; ворона же всегда ассоциируется с неприглядным зимним ландшафтом земной юдоли.

Глава из книги Аннемари Шиммель «Мир исламского мистицизма» ПАЛОМНИЧЕСТВО ПТИЦ. САНА'И И АТТАР.

«Беседа птиц» Ф.Аттара

Гробница Аттара в Нишапуре