Успенский П. Д. НОВАЯ МОДЕЛЬ ВСЕЛЕННОЙ. Примечания  

Home Библиотека online Успенский П. Д. Новая модель вселенной Успенский П. Д. НОВАЯ МОДЕЛЬ ВСЕЛЕННОЙ. Примечания

Успенский П. Д. НОВАЯ МОДЕЛЬ ВСЕЛЕННОЙ. Примечания

Рейтинг пользователей: / 1
ХудшийЛучший 


ПРИМЕЧАНИЯ


Речь идёт о последней и, пожалуй, лучшей книге П.Д. Успенского 'В поисках
чудесного', вышедшей в свет уже после смерти автора. Есть русское издание этой
книги: П.Д. Успенский, 'В поисках чудесного' (перевод с англ. Н.В. фон Бока).
Издательство Чернышёва, СПб., 1992. (Прим. ред.)

Я обнаружил некоторое совпадение с этой точкой зрения в книге Джона М.
Робертсона "Языческие Христы" - в главе 'Евангельская мистерия как игра'.
Автор очень близко подходит к тому, что драма Христа была театральным
представлением, напоминающим мистерии. Первое впечатление таково, что автор
говорит то же самое, что было сказано мною выше. На самом деле, однако,
совпадение не является полным, хотя оно весьма любопытно. Автор 'Языческих
Христов', изучая как древние мистерии, так и евангельские тексты, пришёл к
заключению, что Евангелия описывают не исторические события, а представление,
которое исполнялось с особой целью, идея которого была сходна с идеей древних
мистерий, а форма - аналогичной средневековым мистериям. Он сближает древние и
средневековые мистерии, состоявшие из эпизодов жизни Христа, и уверяет, что
легенда об историческом Христе основана именно на такой драме-мистерии, в
которой было пять актов: Тайная Вечеря, Молитва в Гефсиманском саду, Страсти,
Суд, Распятие. Позднее к этим актам добавили Воскресение из мёртвых - драму,
которая исполнялась ранее, неизвестно где и когда, и которая описана в
Евангелиях как историческое событие, случившееся в Иерусалиме.


Тенденция не быть собой, тенденция к театральности в жизни человека интересно
описана в книге Н.Н. Евреинова 'Театр в жизни', СПб, 1915.

Заметим, кстати, что природу автоматизма, управляющего жизнью улья или
муравейника, невозможно объяснить при помощи психологических концепций
европейской литературы. Я буду говорить о них в другой книге, излагая основы
учения, упомянутого во вводной части.

Н.А. Морозов, учёный по образованию, принадлежал к революционерам 70-80-х годов.
Он был арестован в связи с убийством императора Александра II и провёл 23 года в
заключении, главным образом, в Шлиссебургской крепости. Освобождённый в 1905
году, он написал несколько книг: одну - об Откровении апостола Иоанна, другую -
об алхимии, магии и т.п., которые находили в довоенное время весьма
многочисленных читателей. Любопытно, что публике в книгах Морозова нравилось не
то, что он писал, а то, о чём он писал. Его подлинные намерения были весьма
ограничены и строго соответствовали научным идеям 70-х годов XIX века. Он
старался представить 'мистические предметы' рационально; например, объявлял, что
в Откровении Иоанна дано всего-навсего описание урагана. Но, будучи хорошим
писателем, Морозов весьма живо излагал предмет, а иногда добавлял к этому
малоизвестный материал. Поэтому его книги производили совершенно неожиданные
результаты; после их чтения многие увлеклись мистикой и мистической литературой.
После революции Морозов примкнул к большевикам и остался в России. Насколько
известно, он не принимал личного участия в их разрушительной деятельности и
больше ничего не писал, но в торжественных случаях безотказно выражал своё
восхищение большевитским режимом.

В этих рассуждениях о воображаемых мирах я частично следую плану, предложенному
Хинтоном, но это не значит, что я разделяю все мнения Хинтона.

Выражение 'психические явления' употреблено здесь в своём единственно возможном
смысле - те психические, или душевные, явления, которые составляют предмет
психологии. Я упоминаю об этом потому, что в спиритической и теософской
литературе слово 'психический' употребляется для обозначения сверхнормальных или
сверхфизических явлений.

Karl Blossfeldt, Art Forms in Nature. London, 1929.

Ницше не понял или не пожелал понять, что его сверхчеловек в значительной
степени - продукт христианского мышления. Кроме того, Ницше не всегда был
откровенным, даже с самим собой, относительно источников своего вдохновения. Я
не смог найти ни в его биографии, ни в письмах указаний на то, что он знаком с
современной ему 'оккультной' литературой; в то же время он, очевидно, хорошо её
знал и использовал. Интересно, например, провести параллель между некоторыми
главами 'Заратустры' и главой IX первого тома 'Догм и ритуалов высшей магии'
Элифаса Леви.


Сыном Аполлона называли и Платона. Александр Великий в Египте, в храме
Зевса-Аммона был провозглашён сыном Зевса, после чего отверг родительские права
своего отца Филиппа. Египтяне признавали его сыном божества.
Юстин Мученик в 'Первой апологии', адресованной императору Адриану, писал: 'Сын
Божий по имени Иисус, даже если он и был человеком по обычному рождению, тем не
менее, достоин за свою мудрость называться сыном Божиим... и если мы утверждаем,
что он был рождён от девы, прими это как то же самое, что ты принимаешь о
Персее'


В 'Истории вероисповеданий' Дж. Р. Лэмби говорится: 'Нигде нет более энергичного
требования тщательно хранить тайну, чем в творениях отцов Церкви, написанных до
V века. Всё нужно было хранить в памяти. Само учение называлось 'символом'; это
слово можно объяснить как некий пароль, по которому христиане узнавали друг
друга. Св. Августин говорит: 'Вы не должны записывать ничего, касающегося
символа веры, ибо Господь сказал: 'Я вложу закон Мой в их сердца, и в их умах
запишу его'. Поэтому символ веры заучивается при слушании, его не записывают на
табличках или на иных материальных предметах, а хранят в сердце...
Неудивительно поэтому, что не сохранилось ни одного образца символа веры,
записанного в I веке; самый древний текст символа веры относится приблизительно
к концу III века'.


Необходимо отметить, что в 1911 г., когда я писал книжку 'Символы Таро', я
пользовался современной английской колодой Таро, которая оказалась переделанной
и во многих случаях изменённой в соответствии с теософскими толкованиями. Лишь в
единичных случаях, где изменения казались мне совершенно необоснованными и
искажающими идею Таро (как, например, в нулевой карте, Безумный), я
воспользовался Таро Освальда Вирта по книге Папюса 'Цыганское Таро'.
Впоследствии я перерисовал некоторые из своих 'картинок' в соответствии со
старинными картами и Таро Освальда Вирта.

Так говорил Заратустра, III.

Это слово есть перевод греческого planh, означающего 'искушение', 'соблазн'. Но
русское слово 'прелесть', кроме своего первого значения 'обольщение', имеет
много ассоциаций, связанных с его вторым значением 'очарование', 'красота'. Оно
также ясно показывает характер опытных переживаний, предпочитаемых католицизмом
и псевдо-оккультизмом, их внешнюю и формальную 'прелесть', противопоставленную
внутреннему смыслу и содержанию.


Здесь необходимо сделать одно замечание. Говоря о литературе, посвящённой снам,
я не имею в виду так называемый психоанализ, т.е. теорию Фрейда и его
последователей - Юнга, Адлера и других. Причина этого, во-первых, в том, что в
то время, когда я заинтересовался снами, психоанализ ещё не существовал или был
мало известен. Во-вторых, как я впоследствии убедился, в психоанализе нет и не
было ничего ценного; ничто не заставит меня изменить мои выводы, даже если они
противоречат психоанализу.
Чтобы не возвращаться больше к этому вопросу, я хочу отметить, что и другие
стороны психоанализа (а не только его неудачи в исследовании снов) так же слабы
и зачастую вредны: они слишком многое обещают, и находятся люди, которые верят
этим обещаниям - вследствие чего совершенно утрачивают способность отличать
реальное от иллюзорного.
Психоанализ сослужил психологии единственную службу: он сформулировал принцип
необходимости всё новых и новых наблюдений в тех областях, которые до сих пор
психологией не изучались. Но именно этому принципу сам психоанализ и не
последовал, ибо, выдвинув на этапе своего зарождения ряд довольно сомнительных
гипотез и обобщений, он на следующем этапе догматизировал их и таким образом
пресёк какую бы то ни было возможность дальнейшего развития. Специфическая
'психоаналитическая' терминология, возникшая из этих догматических гипотез и
превратившаяся в своеобразный жаргон, помогает нам распозновать приверженцев
психоанализа и их последователей, как бы они себя ни называли и как бы ни
старались отрицать связь между разными школами психоанализа и их происхождением
из общего источника.
Характерная черта этого жаргона - обилие в нём слов, относящихся к
несуществующим явлениям, которые последователи психоанализа полагают реальными.
На воображаемом существовании этих явлений и на их воображаемых взаимоотношениях
психоанализ построил сложнейшую систему, нечто вроде 'естественной философии'
начала XIX века; эта система отчасти напоминает некоторые средневековые системы,
также занимавшиеся описанием и классификацией несуществующих явлений, например,
очень точные и подробные 'демонологии'.
Изучение истории психоанализа демонстрирует одну забавную его сторону: все
важнейшие особенности психоанализа были почерпнуты Фрейдом из наблюдений
одного-единственного случая. Эти наблюдения, проводившиеся в середине 80-х годов
XIX века лишь над одной пациенткой, и образуют базис психоанализа, основу всех
его теорий; интересно, что эти наблюдения проводились при помощи метода, который
впоследствии самим Фрейдом был осуждён. Пациентку погружали в гипнотическое
состояние и задавали касающиеся её вопросы, на которые в нормальном состоянии
она не могла дать ответа. Как было неоспоримо установлено, подобный метод ни к
чему не приводит, ибо настоятельно предлагаемые вопросы приводят к одному из
двух: или гипнотизёр, не подозревая об этом, внушает ответы загипнотизированному
объекту, или субъект сам изобретает фантастические теории и рассказывает
воображаемые истории. Таким образом, и был обнаружен пресловутый 'отцовский
комплекс', вслед за ним 'материнский комплекс', а затем, после целой серии
трюков, - 'миф об Эдипе' и т.д. и т.п.
Главные факты, относящиеся к этому трагикомическому аспекту психоанализа, можно
найти в книге Стефана Цвейга, одного из виднейших апологетов Фрейда. К счастью,
автор приводит эти факты, очевидно, совершенно не понимая их значения.
Новейшая тенденция в психоанализе - называть себя психологией и выступать от
имени психологии вообще. Занятно во всей этой истории то, что под маской
психологии психоанализ проник в нескольких странах в университетскую психологию
и вошёл в обязательный курс наук некоторых медицинских институтов и факультетов,
так что студентам приходится сдавать экзамены по всему этому вздору.
Неоспоримый успех психоанализа в современном мышлении объясняется идейной
нищетой, робкой методологией и полным нежеланием психологии применять свои
теории на практике, ибо современная психология остаётся схоластической; главная
же причина успеха психоанализа заключается в болезненно переживаемой потребности
в единой теории.
Популярность психоанализа среди некоторых литераторов, людей искусства и в
определённых слоях публики объясняется ещё и тем, что психоанализ находит слова
оправдания и защиты для гомосексуализма.

Об этих чувствах и их значении говорится в 11 главе этой книги.

В книге Виолет-Ледюка мы читаем:
'В обширных записях церкви Нотр-Дам, восходящих к XII веку, нет ни слова о
работе по строительству собора. Согласно хроникам периода, предшествовавшего
эпохе готики, в монастырские библиотеки собирались описания строительства
зданий, биографии и восхваления строителей. Но с наступлением эпохи готики всё
это внезапно прекращается. До XIII столетия нет упоминания ни об одном из
архитекторов'.


Настоящая глава, в основном, закончена в 1912 году; первая её часть написана
позднее. Делая обзор современного состояния физики, я не пытался довести его до
сегодняшнего дня и упомянуть все теории, появившиеся к этому времени, потому что
ни одна из них ничего не меняла в моих принципиальных выводах. Наиболее полное
изложение взглядов на пространство читатель найдёт в книге Эддингтона
'Пространство, время и тяготение', особенно в главе 'Виды пространства'.
Эддингтон цитирует там У.К. Клиффорда, который в книге 'Здравый смысл точных
наук' писал: 'Теперь читателю до некоторой степени будет понятна опасность
догматического утверждения о том, что аксиомы, основанные на опыте в
ограниченной области, обладают универсальностью. Это утверждение может привести
к тому, что мы не обратим внимания на возможное другое объяснение какого-нибудь
явления или сразу же отбросим необычное объяснение. Гипотезам о том, что
пространство не является плоским, что его геометрический характер способен со
временем измениться, вероятно, предстоит сыграть важную роль в физике будущего:
возможно, это и не так, но нам не следует отбрасывать их как возможные
объяснения физических явлений лишь потому, что они могут противоречить
популярному догматическому убеждению в универсальности некоторых геометрических
аксиом - убеждению, которое возникло благодаря столетиям бездумного преклонения
перед гением Евклида'.
Это высказывание имеет, кажется, связь с идеей разнородности пространства.


Ницше пытается, например, доказать необходимость повторения в евклидовом
пространстве и в обычном (т.е. одномерном) времени. Он понимал идею вечного
возвращения в том смысле, что где-то в бесконечном пространстве вселенной должна
существовать точно такая же земля, как и та, на которой мы живём. Одинаковые
причины вызовут одинаковые следствия, в результате где-то будет существовать
точно такая же комната, как и та, в которой я сейчас живу, а в этой комнате
будет находиться точно такой же, как я, человек и совершенно таким же пером
будет писать то, что сейчас пишу я. Такое построение возможно лишь при наивном
понимании времени.
Ницше доказывает необходимость повторения примерно следующим образом. Возьмём
определённое число единиц и образуем всевозможные их сочетания, тогда те из них,
которые однажды уже были, с течением времени неизбежно должны повториться. Если
увеличить число единиц, повторения участятся; при бесконечном количестве единиц
всё с необходимостью будет повторяться.
В действительности это рассуждение неверно, т.к. Ницше не понимает, что число
возможных сочетаний будет возрастать гораздо быстрее, чем рост числа единиц.
Следовательно, вероятность возможных повторений будет не увеличиваться, а
уменьшаться; при наличии даже не бесконечного, а очень большого числа единиц
число сочетаний устремится к бесконечности, а вероятность повторений - к нулю.
При бесконечном числе единиц не возникнет даже вопроса о возможности повторений.


Легенда о 'Вечном Страннике' (или 'Вечном Жиде') повествует о человеке, возле
которого хотел отдохнуть несший крест Иисус; он крикнул Иисусу: 'Иди дальше!'.
Иисус проклял его, и тому пришлось вечно бродить по свету, не имея возможности
ни отдохнуть, ни умереть. Легенда известна в литературе с начала XVII века, но
другой её вариант существовал уже в XIII веке.

 




Популярное